Вроде бы хороший конец.

http://mixmaxov.livejournal.com/16651.html

Мой Тбилиси.

Я ведь собирался писать только о восприятии в детстве грузинского и армянского языков, но вспомнил тбилисское детство и не могу не быть патетичным.
Тбилиси моего дошкольного детства, Эдемский сад, из которого меня изгнали и сослали в холодную, негостеприимную Москву. В Тбилиси я чувствовал себя свободным, в Москве все меня строили. В Тбилиси я родился, научился ходить, читать, радоваться жизни, в Москве меня отдали в школу, которую я возненавидел если не первого, то уж точно второго или третьего сентября, и ненавидел до самого окончания, в Москве я узнал, что такое тоска и уныние, и не в Москве ли я умру? В Тбилиси было тепло и светило солнце, в Москве - полгода зима и восемь месяцев - хмурое небо. В Тбилиси все мне улыбались, говорили ласково и целовали, в Москве - хмурились, матерились и норовили поколотить. В Тбилиси даже отъявленные хулиганы ( как, например, Сэржик ) никогда не позволяли себе обидеть младшего, в Москве я усвоил, что сильный всегда обижает слабого. В Тбилиси девочки были и товарищами по играм, и украшением наших детских компаний, в Москве мне внушали, что с девочками играть постыдно, что их надо таскать за косы и презирать...
( Read more... )

Больше я в Тбилиси не был.

Идиш в Тбилиси.

Я написал, что в Тбилиси можно было услышать даже польский. Добавлю - даже идиш! Когда я не без труда отыскал маленькую ашкеназскую синагогу( это было в 72 или 73 году ), то обнаружил там 6 или 7 стариков, говоривших между собой на идише. Миньян не набирался, и к ним пришли несколько молодых людей из большой синагоги грузинских евреев. Была зима, довольно холодная, синагога плохо отапливалась, и все сели вокруг маленькой печки-обогревателя и читали молитвы.

"Историческая задача" по Маркусу Боргу.

"Создание исторического труда - не совсем наука и не совсем искусство. Прямое наблюдение за прошлым нам недоступно, мы также не можем проверить свои гипотезы с помощью эксперимента. Историк не в силах получить результаты, которые можно абсолютно точно доказать. В то же время нельзя сказать, что это искусство, опирающееся лишь на воображение и творческие способности. Скорее, историк похож на ремесленника, который собирает некую вещь из имеющихся материалов. Это требует и знания фактов, и умения творчески подходить к делу. И как это бывает с любым ремеслом, необходимые навыки появляются в самом процессе выполнения работы. Здесь невозможно сначала узнать необходимые правила, чтобы затем сразу начать механически прилагать их к материалу.
Есть и еще одна, возможно, более удачная аналогия - работа детектива. Если нет очевидцев, все зависит от результата сбора данных и интуиции, которые позволяют воссоздать картину произошедшего. В этом процессе можно выделить три этапа - иногда их выполняет один человек, а иногда - разные. Первый этап совершается «на улице»: детективу нужно собрать все возможные показания, причем на этом этапе он еще не знает, какие из этих показаний станут рeaльными . Второй этап - анализ данных, стадия исследования. И наконец, на третьей стадии появляется предчувствие, гипотеза, реконструкция произошедшего, что позволяет упорядочить ранее собранные сведения.
Между такой гипотезой и показаниями существует двусторонняя связь. С одной стороны, гипотеза основана на показаниях, с другой, она влияет на понимание показаний. То, что вчера казалось потенциально важными показаниями, сегодня теряет всякую ценность. Поэтому работа детектива - в каком-¬то смысле движение по кругу. То же самое можно сказать и об историке. Историческая реконструкция строится на данных, а затем оказывает влияние на восприятие этих данных. Гипотеза или реконструкция проходит предварительное испытание: насколько правдоподобно она объясняет все факты? А далее следует последнее испытание: как эту реконструкцию воспринимает жюри, поражает ли она его членов своей убедительностью или нет?"(Маркус Борг.Бунтарь Иисус).

Введение к двум подзамочным постам, посвященным сексуальным домогательствам.

В романе Андрея Аствацатурова "Люди в голом" есть такой эпизод. В Москву приезжает известный бельгийский писатель, героя приглашают на встречу с ним, бойкая и наглая переводчица бельгийца просит героя погулять с бельгийцем, показать ему город ( действие происходит в Питере ). Герой предлагает писателю сходить в Эрмитаж или на концерт, но тот просит отвести его к девочкам, присовокупив, что девочки - это то, чем особенно славится Россия. И он еще предлагает герою двести долларов за услугу. Тому эта просьба неприятна, и, хотя он очень нуждается в деньгах, всё же уклоняется от исполнения просьбы иностранного гостя.
Меня задел этот эпизод. Я представил себя на месте героя и свою реакцию на подобную просьбу. Здесь собственно оскорбительны два момента - то, что тебя считают дешевой шестеркой, который будет за двести баксов посредником в предоставлении сексуальных услуг, и то, что Россию рассматривают прежде всего как страну дешевых и искусных шлюх.
И вспомнил я две истории - очень разные, но обе связаны с моей реакцией на притязания "чужого" мужчину на "нашу" или имеющую отношение ко мне девушку.
Первая история называется Кавказский брат, а вторая - Похотливый иностранец. Обе истории будут помещены под замок.